Волк, лисица и хомяки
Не в наши времена, а в очень давни годы
У Хомяков простых, на месте воеводы
Был старый, серый Волк по имени Бирюк,
Подвластными ужасно не любимый,
Затем что был такой угрюмый, нелюдимый,
Ну-просто вон из рук.
Бывало на кого он только покосится,
От взгляду дрожь возьмет, а ежели порой,
В веселый час, он с кем разговорится,
Так тот, хоть летом, хоть зимой,
Хоть с чином будь, а стой пред ним без шапки
И отвечай ему держа по форме лапки;
Сказать прямее вам,
Он столько насолил несчастным Хомякам,
Что те от целого народа,
По форме, жалобу плачевнейшего рода
Весьма искуснейшим пером
На волка написали
И к Льву, царю зверей, послали
С доверенным лицом.
И Лев, принявши то прошенье,
С большим вниманьем прочитал,
Затем его, на рассмотренье
В сенат звериный передал,
Где было сделано по нем определенье,
Чтоб Волка без суда от места отрешить,
На место же его Лису определить!…
Приехала Лиса на место назначенья,
Дела от Волка приняла,
С полгода время пожила,
Потом в свою квартиру земляную
Всех старых Хомяков с почетом созвала
И начала читать им проповедь такую:
“Любезные друзья!
Шесть месяцев прошло уже с тех пор, как я
Злодея вашего сменила,
И к вам в начальницы вступила.
Вы в это время на меня
Все, чай, довольно посмотрели,
И также, думаю, успели
Вполне узнать обычай мой.
Пускай хоть я,– клянусь моей душой!–
Не только на яву, во сне всегда желала
Одно добро творить,
Но наших, знаете, одних желаний мало
На степень доброты высокую взойтить.
Нам должно для сего от злобы уклониться,
Для блага общего без отдыха трудиться
И все свои пороки знать.
А потому я вас прошу теперь сказать
По долгу совести и чести,
Чтоб не было в словах одной десятой лести,
Довольны ли вы мной,
Моим характером, управой,
Моим судом, моей расправой?”
“Помилуй!” — Хомяки воскликнули толпой:
“К чему ты, наша мать, даешь вопрос такой?
За честность за твою и сами мы не знаем,
Какую честь тебе возможно приписать;
А за дела твои единственно желаем
Усердие к тебе делами доказать…”
“Благодарю!” — Лиса провозгласила снова:
“Желанью-ж вашему сама помочь готова,
И вот к сему предмет: из вотчины моей
Известие ко мне печальное прислали,
Что там, по случаю дождей,
Хлебов с полей снопа не убирали;
И нет семян ни зернушка у нас!
А сеять надобно, вы знаете, сейчас.
Так вам нельзя ль со мной запасцем поделиться:
Мне нужно бы теперь одно — обсемениться.
А только зимний путь не много устоится,
То мой заем я, други, вам
С большею лихвою отдам;
И вашу родственную ссуду,
Покамест буду жить, сердечно не забуду!..”
“Извольте, матушка,” сказали Хомяки:
“Извольте брать, хоть в две руки
Всего, чем можем мы ссудить тебя по силе!.” —
И с этим словом ей
От всех своих семей,
Запасов годовых две трети отделили.
Но как-же долг они с Лисицы получили?
Послушайте: с того проходит месяц, два,
Пришла холодная зима;
Поля, луга, холмы покрылись
Пушистым беленьким снежком,
У Хомяков запасы истощились,–
Идут они к к Лисице за должком.
Приходят,-что жъвответ?-“Нетъдома, отлучилась,
Приходят во второй — “больна:
В уезде страшно простудилась.”
Приходят в третий раз,– “она
Делами вся завалена:
Пять тяжб серьезных разбирает,
Проект какой-то составляет,
И не изволит принимать!..”
И тут-то Хомяки пословицу узнали:
“Кто мягко стелет, жестко спать…”
И как начальникам своим в займы давать.
—–
Я слышал говорят: такая же метода
Заводится кой-где и у народа;
Что будто там и сям уж взяток не берут,
А только деньги занимают;
Но их платить позабывают
И век на счет чужой живут,
И от законных букв на шаг не отступают.
Но впрочем все-то толковать
Покамест лучше подождать,
Да слухи опытом поверить:
Ведь не советуют и слухам всяким верить.
1857 года 27 октября.