Масальский Константин Петрович
Басни
МЕДВЕДЬ, МАРТЫШКА И СВИНЬЯ
Однажды с просьбою Медведь пристал к Мартышке
“Любезная кума! Не откажи ты Мишке.
По сущей истине нельзя ли мне сказать:
Горазд ли я плясать?”
— “Изволь, посмотрим мы!” — та отвечала; села
И с важностью очки надела.
Медведь же ну плясать! “Ну что, кума, каков
Я в пляске? Ась?” — “Скажу без дальних слов —
Я не люблю терять слова-то! —
Ты пляшешь очень плоховато”.
— “Неужто, — заворчал плясун на то, — иль нет?
Наверно, шутишь ты, мой свет.
Я в пляске, кажется, довольно ловок, плавен…
Неужто я
И впрямь тебе не нравен?”
Случись вблизи от них Свинья.
“Ну, господин Медведь, прекрасно! —
Захрюкала она. — Я беспристрастно
Сказать должна,
Что лучше плясуна
Я сроду не видала
И не видать мне никогда!”
Нахмурясь проворчал Медведь на то: “Когда
Меня Мартышка охуждала,
Я сомневаться было стал.
Теперь уверился, что плохо я плясал!
Кума мне правду говорила.
Какой уж я плясун: Свинья меня хвалила!”
1 января 1821
ДВА КОЛОСА
На ниве Колосок, спесиво
Подняв головку выше всех,
Соседа своего хотел поднять на смех
И говорил: “Сосед, скажи мне, что за диво,
Зачем согнулся ты? В сравнении со мной
Ты ниже вполовину”.
— “Легко понять тому причину! —
Сказал другой. —
Чем меньше зерен в нас, чем голова пустее,
Тем поднимаемся мы выше и гордее”.
1823
ЛЯГУШКА-ПТИЦА
Стрелок убил в лесу Орла:
Ружье попробовать над ним пришла охота.
Вот жертву поднял он, понес и близ болота
Потом оставил. Там жила
Лягушка; то еще не диво:
Могла бы жить себе прохладно и счастливо;
Но вот беда! Она завистлива была,
Зачахла с зависти; ей не спалось, не елось,
Всё птицею прослыть хотелось,
Чтобы об ней заговорил весь лес.
Тут дело ясное: смущал Лягушку бес,
Лукавые на это доки.
Раз выползла с тоски Лягушка из осоки,
Глядь: на траве Орел лежит.
Вот и внушил ей мысль прехитрую лукавый.
“Теперь-то я добьюсь известности и славы!” —
Лягушка говорит.
Тотчас к покойнику Орлу она прыгнула,
Заплакала, вздохнула
И причитанье затянула,
Да так, что из болот всех вызвала сестриц,
Что даже из лесу слетелись стаи птиц.
“Какая горькая, ужасная утрата! —
Лягушка квакает. — Лишился лес Орла,
Лишилась друга я, которого, как брата,
Любила я и берегла.
А вы, завистники его, теперь стыдитесь!
В полете кто из вас сравняется с Орлом?
Никто! Он был один. Куда вы все годитесь,
Хоть бы с хваленым Соколом?
Не вам летать, не вам парить под облаками;
Удел ваш по земле таскаться с петухами!
И кто постиг Орла? Лишь я могла постичь.
Одна лишь я его ценила, понимала,
Да разве что Сова, да Нетопырь, да Сыч,
Мои приятели. Толпа ж его ругала.
Хотя Орел толпу, как я же, презирал,
Но без меня бы так высоко не летал!
Он дружбою моей гордился, подкреплялся,
И оттого под облака взвивался.
О! Будь он жив еще, мы удивили б лес!
Да! Мы с Орлом наделали б чудес!
Безмерна в нем моя утрата!”
— “Вы слышали ль, ребята? —
Примолвил тут Дудак,
Из птиц известный всем простак. —
Лягушка-то летать сама, знать, торовата.
Жаль, очень жаль покойника Орла!
А то у них потеха бы пошла!
Взвились бы так, что ай люли! мое почтенье!”
— “Какое в том сомненье!” —
Сказали хором Дудаки.
— “Ах, дураки вы, дураки! —
Им Ласточка, смеясь, прощебетала. —
Ведь на покойника, что хочешь, то клепли.
Лягушка-то сама когда летала
Хоть на аршин иль на два от земли?
Видал ли кто из вас? Орлу ль она под пару!”
— “Да, слышь, она жила с Орлом-то, что сестра;
Она ему, слышь, придавала жару;
Так, стало быть, летать сама она хитра.
С чего ж взводить ей небылицы?”
И вот во всем лесу причли Лягушку в птицы.
<1842>
ТОЛСТЯК
В селе крестьянин жил Семен.
Не то чтоб он был глуп, не то чтоб и умен,
А так себе! Но всё желал он отличиться
И уважения всего села добиться;
А как достичь того, Семен не знал.
Задумал думу он и вдруг на мысль попал,
Что толщина и дюжее дородство
Дают почет, над всеми превосходство.
Решился наш Семен толстеть:
Стал непомерно есть, тянуть ковшами пиво,
Щи кислые и квас, за чаем стал потеть,
И вскоре наш Семен так растолстел, что диво!
Пришел к нему Антон-сосед.
“Послушай, — говорит, — не наживи ты бед!
Кажись, ты потерял рассудок.
Ты всякой всячиной свой пичкаешь желудок,
Всё, что попало, ешь!
Ведь водяную так, любезный, наживешь,
И ни за денежку ты этак пропадешь!
Взгляни-ка на себя: ведь от моей коровы
Немногим ты отстал по толщине!”
— “Вот это-то и любо мне! —
Так возразил Семен. — Сам видишь, мы здоровы.
Как в праздник по селу идешь,
Снимает шапки молодежь,
Бегут за мной мальчишки, бабы,
И все кричат: “Смотри! Идет Семен-толстяк!”
Здоровьем-то, сосед, как видишь, мы не слабы.
Дородство — главное! Всё прочее — пустяк!
Стращать ты не моги Семена водяною!”
— “Ахти, сосед! Не говори!
Пожалуйста, ты этак не дури,
Побереги себя! Что хвастать толщиною;
Не в брюхе дело всё, а главное-то — ум!
Послушайся совета, кум!”
— “Пошел ты вон! Да черт ли ум-то видит?
Дородному дорогу всяк дает,
Как он по улице идет,
А умного и баба разобидит.
Я вижу, ты несметлив, туп
И очень глуп!
Не смей вперед учить ты своего соседа
И убирайся вон!”
Тем кончилась крестьян беседа.
Затылок почесав, пошел домой Антон,
Советовать вперед Семену отказался.
Семен же через год от водяной скончался.
Желалось очень нам
Быль эту посвятить журналам-толстякам;
Да беспокоить их не смеем.
На то причины мы секретные имеем.
<1847>
ЗВЕЗДА И РАКЕТА
В ночь темную Звезда на небе засияла,
Цветами разными прелестно так играла,
Что любовались все на ту Звезду.
В каком-то фейерверк назначен был саду.
Услышав похвалы Звезде, Ракета
Сказала про себя: “Ну что хвастунья эта!
Дай срок: не так я заблещу
И всех гуляющих собою восхищу”.
Вот наконец Ракета засвистела,
Блеснула с треском в высоте
И тихо звездочкой по небу полетела.
Она была прелестна в темноте,
Прекрасный цвет ее менялся —
Ну, каждый ею восхищался
И “браво” ей кричал.
Но вдруг — увы! — весь блеск ее пропал,
Ракета на землю слетела.
Меж тем лучи Звезды, как прежде, хороши.
Ракету мы сравним с красою тела,
Звезду же — с красотой души.
<1851>