Бенитцкий Александр Петрович
Басни
СОБАКА
Собака, помнится, борзая,
От голода изнемогая,
Однажды к барину пришла
И речь такую повела:
“Лет десять уже я служу тебе всей силой,
А в бедности живу и нищете постылой.
Ну, как тебе не грех на старости морить
Собаку голодом? По совести признаться,
Давно б пора меня за службу наградить:
Невмочь уж стало мне за зайцами таскаться”.
— “Изволь, мой друг, изволь, — тут барин ей сказал.–
Об награждении давно я помышлял
И с год возмездие Лихому приготовил;
Да случай всё не позволял,
Чтоб я, как долг велит, Лихого успокоил.
Но наконец, изволь, день щедрости настал.
Ты храбро лаживал в болото, лес, репейник,
Не трусил никогда с медведями в борьбе,
Итак, в награду вот тебе…
Ошейник”.
<1805>
СЫЧ, ФИЛИН, СОВЫ И НЕТОПЫРЬ
Сыч с Филином да две Совы,
В лесу слетевшись, горько выли:
“О горе нам! Увы, увы!
За что наш голос невзлюбили?
Уж наша ль песнь не песнь? Ей-ей!
Нам кажется, что соловей
Ничуть не лучше попевает.
Нам кажется, — но лишь начнем,
Лишь только, сладясь, запоем —
Вмиг уши всякий затыкает
И прочь бежит. Увы, увы!”
— “О чем это ревете вы? —
Спросил их Нетопырь. — Дубрава
От стону вашего дрожит”.
— “Как не реветь! Дурная слава
Наш дух и сердце тяготит.
Мы поминутно распевали,
И поминутно нас ругали;
Никто не хочет похвалить!”
— “Обидна клевета, не спорю;
Но вашему, соседи, горю
Я научу, как пособить.
Вы птиц молвой пренебрегите
И с нынешнего ж дня начните
Назло самих себя хвалить.
Я уверяю вас без лести,
Что стоите вы всякой чести”.
Тотчас благой его совет
Сыч, Совы с Филином приняли:
Всю ночь друг другу проплескали.
С тех пор, лишь Филин заревет,
Сычи и ну кричать: “Прекрасно!
Как складно! Ладно! Доброгласно!..”
Проклятые! Умолку нет.
<1807>
ВОЛК И ЛИСИЦА
“А, благодетель наш, здорово! —
Вскричала, Волка стрев, Лиса.–
Уж сколько лет и зим мохнатого лица
Любимца Львова
Не видывала я! Да что ж ты так угрюм?
Конечно, надоел тебе придворный шум?
Открой, светлейший Волк, что сделалось с тобою?
Я любопытна знать весьма”.
— “Светлейший? Ах, известною порою
Находит и на светлость тьма!
Велят блистать — блестишь, а там — изволь померкнуть!
Увы! Уж лучше во сто раз
Родиться в свет без глаз,
Чем, проглянув на час,
Потом ослепнуть.
Блажен, блажен, кто знает двор
По слуху одному; блажен тысящекратно,
Кого не видит Львиный взор,
Не ищет кто и не теряет безвозвратно
Ни места, ни чинов! А я? Несчастный зверь!
Служил вождем у Льва, — о сю пору на коже
С десяток видно ран, — служил потом вельможей
Там верно, ревностно; не крал, не лгал. Теперь?
В отставку выброшен, иль так сказать, уволен;
Без хлеба, наг и бос, за сорок службы лет!”
— “Молчал бы ты, молчал! — Лиса ему в ответ.–
И наг и бос? Да цел. Так вот и будь доволен,
А не ропщи на царский гнев.
Знать, право, в добрый час великодушный Лев
Тебя от должности отставил,
Что в память верного слуги
Себе он не оставил
Твоих ушей или ноги”.
<1807>
ПЕТУХ И АЛМАЗ
В обыкновенну пору,
Селянам возвестя наставший утра час,
Взлетел Петух на кучу сору
И, разгребаючи ее, нашел Алмаз.
“Какая вещь! И ты под кучей
Меж щепками лежишь? — он сам себе сказал.–
Недаром же все люди случай
Зовут слепым. На что Петух тебя сыскал?
Клевать каменья я не сроден,
А станется, что ты к чему-нибудь и годен.
Художнику твоя известнее цена.
Но для меня
Ты хуже хлебного зерна”.
На что и трусу меч? Злой женщине приятства?
На что глупцу и честь, и слава, и богатства?
<1807>
ГОЛУБЬ-ИСТОРИК
Задумал Голубь быть историком зверей;
На правду много ли затей?
Сходил к Бобру в архив, спросил того, другого,
Кто с беспристрастием короче всех знаком,
Кто честностью живет, — так дело и с концом,
И бытопись у голубя готова.
Да что за бытопись! В ней лести ни полслова;
Нагая истина везде
Сияла, как брильянт в прозрачнейшей воде.
Дела больших зверей и маленьких зверишек,
Начав от Льва и до Мартышек,
С возможной верностью наш Голубь описал
И в свет “Историю”, как водится, издал.
Все, все ее читали,
Все Голубя до смерти выхваляли
В глаза; а за глаза пошел иначе толк.
Озлился первый Волк:
“Историк всех Волков до крайности обидел.
Кто, Волки, чудеса из вас такие видел,
Чтобы я мясо ел?”
— “А кто, — промолвил Тигр, вздымая страшно брови, —
Кто, звери, усмотрел,
Чтоб я охотник был до крови?”
— “А кто, — пристал и Крот, — захочет на меня
Всклепать, что будто бы ни зги не вижу я?”
— “А кто, — рыча, Осел к словам Крота прибавил,–
Кто скажет, чтобы я на дурака был схож?
Вот ложь-то, так уж ложь!
Представьте! И Осла он даже обесславил!”
— “Чего клеветнику на ум ни прибрело! —
Таща Лисица за крыло
Историка, зверям сказала.–
Вот он! Я с ним на суд, суд праведный предстала.
Скажите: кто и где слыхал
Такую небылицу,
Чтоб смирный род Лисиц кур ночью воровал?
Видали ль хоть одну Лисицу
В курятнике когда?”
— “Не видывали никогда!” —
И Тигр, и Волк, и Крот с Ослом ей отвечали.
“Смерть Голубю-лгуну! Сейчас злодей умрет!” —
С сим словом бросились к нему и зверь и скот,
По перышку бедняжку растерзали.
Диковинка ль?! Везде за правду погибали!
<1807>
РАК И СЫН ЕГО
Рак Раку говорил: “Как, сын, тебе не стыдно
Всё вкось да вкривь ходить? По чести, мне обидно
На эту выступку смотреть! Будь, сын, умней,
Принудь себя: поди прямей”.
— “Согласен!
Отцу он отвечал. —
Но, батюшка, ведь я родяся не видал,
Чтоб кто-нибудь из нас не криво выступал.
Итак, дабы мой труд остался не напрасен,
Извольте наперед шажка два-три ступить;
Извольте вы, а я за вами”.
Тот добродетели нас может научить,
Кто учит добрыми делами.
Вотще чернит порок пустая голова:
Пример над юными сердцами
Сильнее действует, чем красные слова.
<1809>
КЕДР И ЛОЗА
Насупился Борей,
Вздурился,
Завыл — и в ярости своей
На всё озлился;
Дохнул — и древний Кедр, что грудью защищал
Деревья слабые, качнулся, затрещал,
Пень, в мелкие щепы разбившись, сокрушился,
И царь растений… пал.
“А что? — сказала
Низкопоклонная Лоза,
Когда жестокая гроза
И буря миновала.–
А что? Улегся, наконец?
Вот то-то же, гордец;
Недаром я тебе, недаром говорила
И всякую грозу твердила:
Эй, Кедр! не будь ты так назойлив и упрям;
Другим не уступай никак, а пред Бореем —
Скорее вниз челом. Что сделаешь с злодеем!
Будь гибче, наклонись; не то увидишь сам,
Что быть бедам.
И правда: пополам
Переломил тебя Борей, а я осталась,
За то что перед ним всечасно изгибалась,
Здорова и жива.
Мне памятны дедов премудрые слова:
“Гнись, внук! не свалится с поклонов голова”.
— “О, подлое растенье! —
С усмешкой Кедр сказал. —
Не новость для меня такое рассужденье:
Иначе никогда Лозняк не поступал;
Пред всяким ветерком хребет ты нагибал
И, в грязь ложась лицом, был очень тем доволен,
Что мог бесчестием бесчестну жизнь спасти.
Всяк действовать, как хочет, волен:
Ты волен ввек позор нести…
Но что твой значит век? Лет пять! А много-много,
Когда средь ужасов, под страхом и тревогой,
Добьешь до десяти.
Иную кедр стяжал от неба долю:
Я с силой получил и волю
Порывом бурь пренебрегать,
Собой бессильных заслонять,
И, где ты должен лечь, там должен я стоять.
Сто лет я жил, сто лет Борея презирал,
Но, старостью теперь ослаблен став моею,
Лишился мочи и упал.
Какая выгода от этого Борею?
Победа для него не славная ничуть!
Переломить он мог меня, но не нагнуть”.
<1809>