Маздорф Александр Карлович
Басни
ЭЗОП И ОСЕЛ
Осел к Эзопу приступил.
— “Послушай, — говорил,–
Зачем меня так в баснях унижаешь?
Ты умным никогда осла не представлял;
Но всякий раз таким невежей выставляешь,
Что наш несчастный род у всех насмешкой стал!
Друг! Сделай одолженье,
Поправь вину свою и в баснях обо мне
Дай выгодное мненье!
Заставь меня, хотя во сне,
Словечно умное промолвить”.
— “Такую просьбу мне никак нельзя исполнить, —
Эзоп на это возразил.–
Когда бы в баснях ты умно заговорил,
Я был бы жалкий сочинитель!
И, верно б, всякий заключил,
Что я уже — осел, а ты — нравоучитель”.
<1819>
ГОРОДСКАЯ МЫШЬ И ПОЛЕВАЯ
Случилось к Мыши полевой
Зайти когда-то городской.
“Ах! милая моя! ты жизнь ведешь страдая! —
Со вздохом говорит, знакомку обнимая.–
Я с грусти б умерла,
Когда бы здесь жила!
А ты — не надивлюсь! — довольна, весела.
Иль, может быть, привычка?”
— “Ты ошибаешься: мне столько горя нет,–
Ей та в ответ. —
Но что с тобой, скажи? Ты высохла как спичка.
Знать, городская жизнь различна с полевой!
Здесь царствует покой;
У вас же, думаю, заботы бесконечны…
А от забот нельзя не похудеть.
Не гневайся; мы здесь чистосердечны:
Ты так худа, что страшно и смотреть!
Или больна была?” — “Да… я недомогала,–
С запинкою вострушка отвечала.–
Но засиделась я, мне время и домой”.
— “Да посиди со мной;
Уж тотчас и бежать!” — “Мне, право, недосужно.
Еще в местах двух-трех быть нужно…
Я б рада…” — “Ну, прости”. Простились, обнялись,
Друг друга в рыльце чмок еще, и разошлись.
Неделю погодя, затворница решилась
Узнать житье-бытье знакомки городской;
Простившись со своей смиренною норой,
Тихонько поплелась и кой-как дотащилась.
Хозяйка вне себя! На шею гостье прыг,
Целует, обнимает,
В любви своей и дружбе уверяет.
“Садись-ка, гостьюшка, садись, а я вот вмиг
Попотчую тебя; уж прямо одолжила!
А я лишь об тебе с друзьями говорила.
Жалела, милая, жалела всё тебя!
Ты погребла себя;
Живешь почти в тюрьме, без всяких наслаждений,
Без всех увеселений.
Какая это жизнь! Послушайся меня:
Оставь поля свои, оставь уединенье!
Ну, сделай одолженье,
Переселися к нам,
Своим друзьям.
Мы в роскоши живем, нужды совсем не знаем;
Сыр, сало… словом, всё запасено у нас.
Веселье ж каждый час!
И часто в радостях опасность забываем”.
— “Опасность? Разве есть?” — “Да… иногда…
Случается… но редко, не всегда…
И где, скажи сама, опасности минуешь?
Но, милая, ведь ты, конечно, здесь ночуешь?
Я в том уверена… Не время ль нам поесть?
Изволь сюда подсесть.
Вот видишь ли: и хлеб, и сыр, и солонина,
И рыба есть; вот стерлядь, осетрина…
Всё, всё ты здесь найдешь! Покушай, не чинись”.
Но только лишь они за пищу принялись,
Еще куска не съели,
Как двери с шумом заскрыпели
И вдруг в чулан —
И Ключница и Кот-буян,
И прямо на Мышей, но Мышки ускользнули.
Однако же с трудом… насилу отдохнули!
Но вот по-прежнему в чулане тишина;
Кота и Ключницы как будто не бывало.
Полегче Мышкам стало.
“Ты, гостьюшка моя, конечно, голодна, —
Хозяйка говорит. — Не хочешь ли покушать?
Спокойно, тихо здесь; изволь сама послушать,
Кота и Ключницы давно в чулане нет”.
“Спасибо! — та в ответ.–
Изволь-ка здесь одна с богатством оставаться.
Пусть всё перед тобой!
А я в тюрьму свою хочу скорей убраться:
Где Ключница и Кот, какой Мышам покой!”
Друзья любезные! согласны ль вы со мною,
Что счастье средь забот не может процветать?
Где нет спокойствия, там счастью не бывать!
Сдин лишь селянин с невинною душою,
Под мирну сень лесов навек уединясь,
Беседует в глуши с сокровищем бесценным.
О вы, поля мои! мой скромный уголок!
По гроб останусь я вам другом неизменным.
Простите, суеты, и роскошь, и порок;
Простите, хитрости, заботы, обольщенья!..
О вас ли думать мне в раю уединенья!
<1819>
ЦАРЬ И ЕГО ШУТ
У одного восточного Царя
Был умный Шут. Он, правду говоря
Под видом шуточек, последствий не боялся,
И чудом оттого он в той стране считался.
И царь его любил;
В беседе лишь его он отдых находил
От разговоров вздорных
Своих придворных!
К несчастью, умер Шут. Потерею такой
Царь сильно огорчился!
А рой
Придворных веселился.
Один из них, Царя задумав утешать,
Осмелился сказать,
Что шут не заслужил такого огорченья,
Что надобно и всем, как Шуту, умирать,
Без исключенья!
“Согласен! — Царь на это отвечал. —
Но смертию его нельзя не огорчиться:
Он истину мне открывал;
А кто из вас на то решится?”
<1819>