Н. Мацнев
Басни, сказки и мелкие сочинения. СПб., 1816
Ванюха! Слыхал ты, читали манифест?
Да, воля, брат.
Не то; что воля!
А что ж ещё там?
Больше! Мы вольны выбирать теперь, брат, невест.
Взаправду?
Вот! Исправник сам читал сегодня.
Ну, Гришка!
Я теперь Машутку уж возьму,
вот вышла благодать Господня!
И разведусь-ка я с Кузьмой!
Потаповна! Была ты в церкви в воскресенье?
Читали, вишь, указ: нам меньше работать,
кур, талек (яиц) не давать?
От батюшки-царя пришло, вишь, повеление?
Была. Уж вот, Матвеевна, благодать!
Теперь десяток кур всё лишних разведёшь,
и маслица собьёшь, и мыльца припасёшь.
Кого нам в старосты?
Исая.
Что Исай? Исай, брат, голова пустая.
Сам слаб, где ему старостой править.
Тебе не люб он одному, зато уж человек!
На свете нет добрее, ни с кем не ссорился весь век.
По-моему, Андрея.
Помилуй Бог! Андрей, брат, больно строг.
За подати — держись; поблажки уж не даст!
Да что ж, какая беда?
Отдал и в сторону — спокоен.
Да, хорошо тебе. Работа есть всегда, и делом всем пристроен,
а всяк, брат, думай о себе,
чтоб не было тебе обиды.
Какое дело ни затевай на пользу общую людей,
а люди будут в нём искать свои лишь выгоды.
У загородки Волк
С Овечкою разговорился;
О дружестве, любви у них предлинный толк;
Всем показалось бы, что он в нее влюбился.
Ан, Волк лишь думает, как дать бы ей щелчок.
Вот бедная моя овечка
Приходит к матушке своей:
«Ах, маменька, мой свет! Позволь мне в роще сей,
Где протекает речка,
Гулять с моим дружком». — «Изволь. Но кто твой друг?»
— «А Волк, что вон идет на луг».
— «О, эдаких друзей на свете очень много,
Сердечушко мое!
С ним впредь знакомиться я запрещаю строго;
Презлой он негодяй и дружество твое
Лишь ищет для того, чтобы тебя покушать».
Моя Овечушка старух не хочет слушать;
Они-де все городят вздор:
«Что Волк лукав, сердит, то всё пустые слухи;
Мне зла не делал он, а что мне до старухи»,—
И с этим — прыг через забор
В объятия дружка любезна.
Наш Волк того и ждал.
Овечку бедную постигла участь слезна:
Друг истинный ее сожрал.
Мы часто опыт презираем,
Советы чтем за пустяки;
Тогда лишь истину узнаем,
Как попадемся в дураки.
Не новость я скажу, оно известно всем:
Не надо никогда смеяться ни над кем;
За это в добрый час подшутят так над нами,
Что, право, от стыда мы покраснеем сами.
Вот что случилося на днях
В моих глазах
У Зимнего дворца на самом булеваре.
Гуляли дамы тут, гуляли знатны баре,
Гулял и весь народ,
Как появился там нечаянно урод
С престрашными двумя горбами.
Все следуют за ним глазами,
Дивуются, а он и усом не ведет,
Идет себе вперед.
Таким он образом с час времени гулял,
Как встречу шалуны попались.
Один из них его Эзопом вдруг назвал,
И все расхохотались.
«Так точно, я Эзоп, или почти таков, —
Горбатый отвечал, — и это сам я знаю;
Он прежде заставлял всех говорить скотов,
А я их нонече смеяться заставляю».
Как враг ни мал, его нам презирать не должно;
И искрою пожар великий сделать можно.
Примером этому богатый мне мужик,
Который в Персию отправился с товаром.
Обоз был у него велик,
Так ехал он туда недаром.
При отправлении прощалась с ним семья
И прочие родные;
Соседи были все давно ему друзья;
И как не провожать в края совсем чужие?
Тут много раз ему твердили старики,
Что в жарком климате бывают пауки,
Которых жители тарантулом зовут,
И у негодников преядовито жало;
Коли людей они куснут,
Так уже очень-очень мало
Что дней через пяток в страданьях все помрут.
«Ого! — сказал мужик. — С тарантулом-то должно,
Я вижу, поступать отменно осторожно.
Да как-то ростом он?
Неужто так велик, как петербургский слон?»
— «Нет, нет, как это можно?
И весь-то он едва с кулак».
— «Так что ж, — сказал мужик, — вы так
И в самом деле им меня перепугали?
Завижу лишь его и раздавлю ногой,
А там и поминай как звали.
Куда как подлинно опасен зверь такой!..»
В сих мыслях в Персии у речки прохлаждаясь,
Смотрел с презреньем он на этих пауков
И думал про себя, над ними насмехаясь:
«Хотят, чтоб трусили мы этих дураков!
Чего же бы я тут боялся?»
Пока он рассуждал, паук к нему подкрался,
Ужалил молодца,
А чрез неделю слух промчался,
Что и на свете нет уж боле храбреца.
Однажды как-то сталь вечернею порою,
Не ведаю за что, прогневала кремень;
И дело до того дошло уж меж собою,
Что молодцы мои дерутся целый день.
Друг об друга они жестоко ударяют,
И искры кучами от обоих летают.
Случись тут человек,
Который, увидав столь странное явленье,
О коем преж сего не слыхивал в свой век,
Сперва было пришел в большое удивленье;
Потом, пооглядясь, он так к нему привык,
Что искру в пользу стал употреблять для дому;
Лишь надо печь топить, вот тотчас наш мужик,
Вдруг сделав одного большим врагом другому,
Сим способом себе достанет огонек.
Не то ли стряпчие, что этот мужичок?
Стараются, чтоб мы тягались;
Мы бьемся год, другой;
Потом глядишь — и что ж? Без денег мы остались,
Они сей саранче за хлопоты достались.