Трусливых наберешь немало
От скорохода до щенка;
Но Зайца никого трусливей не бывало:
Увидя он Ружье, которое лежало
В ногах у спящего стрелка,
Так испугался,
Что даже и бежать с душою не собрался,
А только сжался
И, уши на спину, моргая носом, ждет,
Что вмиг Ружье убьет.
Проходит полчаса – перун еще не грянул.
Прошел и час – перун молчит,
А Заяц веселей глядит;
Потом, поободрясь, воспрянул,
Бросает любопытный взгляд –
Прыжок вперед, прыжок назад –
И наконец к Ружью подходит.
“Так это, – говорит, – на Зайца страх наводит?
Посмотрим ближе… да оно
Как мертвое лежит, не говоря ни слова!
Ага! хозяин спит – так и Ружье равно
Бессильно, как лоза, без помощи другова”.
Сказавши это, Заяц мой
В минуту стал и сам герой:
Храбрится и Ружье уж лапою толкает.
“Прочь, бедна тварь! – Ружье молчанье прерывает. –
Или не знаешь ты, что я, лишь захочу,
Сейчас тебя в ничто за дерзость преврачу?
От грома моего и Лев победоносный,
И кровожадный Тигр со трепетом бегут;
Беги и ты, зверек несносный!
Иль молнии мои тебя сожгут”.
– “Не так-то строго! –
От Зайца был Ружью ответ. –
Ведь ныне умудрился свет,
И между зайцами трусливых уж не много.
Ты страшно лишь в руках стрелка, а без него –
Ты ничего”.
Ничто и ты, закон! – подумает читатель, –
Когда не бодрствует, но дремлет председатель.
1803