Анекдоты, мысли, заметки.
- На сделанный кому-то вопрос: не играет-ли он на каком нибудь инструменте, был получен, скороговоркою, ответ: “Нет, я ни на чем не играю. А вот уж сын мой — так он тоже ни на чем не играет.”
- Однажды, кто-то, найдя у своего приятеля незнакомого ему собеседника, обратился к нему с вопросом: М. Г.! мне помнятся, я вас где-то видал! Тот отвечал: “Точно так; я там очень-часто бываю.”
- У одного тучного Малоросса спросили: чего-бы он желал что-бы быть совершенно-счастливым?– Толстого свиного сала, которое-бы я ел и днем и ночью — отвечал с страстною улыбкою Малоросс.
- Некто пришед к одному из своих знакомых и найдя там гостей, одного-за-другим рассказывающих небылицы, которым, каждый, старался дать вид правдоподобия, немедленно воспользовался минутою молчания и просил послушать рассказ его об одном чрезвычайно-странном приключении, случившемся с ним очень-недавно. Вообразите!– начал он — Еду я, нынешним летом, в свою деревню. Вот, недоезжая, быть-может, каких-нибудь ста сажен до деревни, тройка лошадей, на которых я ехал, вдруг взбеленилась, начала фыркать, метаться во все стороны, и никакия понуждения немогли принудить лошадей тронуться далее, с этого заколдованного места. Что-бы это такое, подумал я; взял наконец арапник, стегнул по всем по трем, — нет! Лошади бесятся, а сами ни-с-места. Я не мог понять тому причины? Вдруг слышу в далеке какое-то алое храпенье, — глядь два огромные волка, на самой середине дороги, грызутся так, что с них только шерсть летит клочками. Я остолбенел, Гляжу с напряженным вниманием на этот отчаянный бой, который кончился…. Чем-бы вы думали, милостивые государи? Ну, скажите, чем-бы вы думали? Да не трудитесь: не отгадаете. Вообразите-же, оба волка рассвирепели до того, что один другого совершенно съели, а на дороге остались только одни их хвосты!! Я эти хвосты взял себе на память, и, вот, жаль, что не принес теперь с собою, в удостоверение истины этого странного произшествия.
Слушатели поняли этот намек на их вранье, и принялись рассуждать с меньшею пустотою разговора. - Однажды, Филипп II, король Испанский, был один в эскуриальском дворце, и на нем ничего не было, чтобы, могло показать его достоинство. Один незнакомец, войдя в это время во дворец, без церемонии просил короля объяснить ему картины, украшавшия дворцовые галлереи. Король исполнил его желание. Посетитель, очень-довольный его услужливостью, прощаясь сказал ему: — я такой-то; живу в таком-то городе; когда вам случатся быть там проездим, прошу покорно меня навестят: я вас угощу отличным вином.– Очень-благодарен, — отвечал король. Меня зовут Филиппом II, королем Испанским; когда случатся вам быть в Мадрите, и вы удостоите меня своего посещения: я вас угощу еще лучшим вином.
- Один Англичанин отрезал своему врагу нос; суд определил наказать его за лишение члена у английского подданного. Обвиненный возразил, что нос не член; а так как закон определил наказание только за изувечение членов, то его нельзя наказать зато, что он отрезал нос врагу, потому-что, нос, не принадлежит и не может принадлежать к числу членов человеческого тела. Вследствие этой нелепой уловки, парламент издал акт, которым объявил, что нос принадлежит к числу членов тела; вследствие чего, обвиненный был должен подвергнуться наказанию, определенному законами.
- У Людовика XIV была превосходная память; если он раз замечал предмет, то уже никогда не забывал его. Встретив один раз незнакомого человека в версальском дворце, он спросил его: Ты слуга герцога…..?…..– Точно так, ваше величество.– Я узнал это по золотым пряжкам на твоих башмаках: они прежде принадлежали герцогу. В другой раз, делая смотр своим мушкетерам, он спросил одного из них: — Откуда взял ты эту лошадь?– Купил на рынке, ваше величество.– Эта лошадь, лет пять тому назад, украдена у одного из твоих сослуживцев.
- Известно, что лучшая забава для детей в городе, смотреть в окно. Одна девочка, увидев на улице богатые похороны, сказала:– Маменька, мне-бы очень-хотелось умереть!– Зачем, душа моя?– Чтобы посмотреть на свои похороны!
- Гольмен, Сомез и Моссак, трое знаменитых ученых, встретились в Парижской Королевской Библиотеке. Гольмен сказал:– Мы можем, пожалуй, поспорить со всеми учеными в королевстве.– Скажите, со всеми учеными в мире, возразил Сомез.– А я, один — прибавил Моссакь,– могу поспорить с вами обоими.
- Свифт, сбираясь прогуляться верхом, приказал подать сапоги; слуга подал.– Зачем ты их не вычистил?– спросил Свифт.– Да, ведь, вы их сейчас-же опять испачкаете; я подумал, что не стоит их чистить. Чрез несколько минут, слуга попросил у Свифта ключа от буфета: — На что тебе?– спросил Свифт.– Позавтракать.– Да, помилуй, стоит-ли теперь есть: ведь, часа через два, ты опять будет голоден.
- У знаменитого французского композитора Римо, был необыкновенно-нежный слух. Однажды, будучи в гостях у одной дамы, он вдруг встает, берет маленькую собаченку, — которая лаяла лежа на коленах своей госпожи,– и кидает ее в окно.– Помилуйте, что вы делаете! вскричала встревоженная хозяйка.– Она фальшиво лает — отвечал Римо в негодовании.
- У Гиббона, автора падения Римской Империи, почти не было носу, крошечные глаза и самый маленький рот,– все поглощалось в его необыкновенно-пухлых щеках; трудно было себе вообразить, как только могли, на таком лице, поместиться такия чудовищные щеки? Герцог де-Лозен представил его г-же дю-Деван; она была слепа, и, обыкновенно, ощупывала лица новых знакомых, чтобы составить себе понятие о их чертах. Ощупав лицо Гиббона, она его оттолкнула и вскричала: — Фи! какая скверная шутка!
- Пьяный солдат побранившись с своим капралом, сказал ему:– Молчи; ты, ведь, даже не человек.– Я тебе докажу, что человек.– Полно — возразил солдат — это невозможно; послушай только как адъютант, утром, на параде, назначает караулы. Он всегда говорит: в такое-то место, — шесть человек и капрала. Стало-быть: капралы, не-люди!
- Английский памфлетист, Ричард Стиль, сказал, что люди желали-бы продлить жизнь — оптом, а сократить ее — в розницу. И в-самом-деле: мы беспрестанно жалуемся на краткость жизни, а когда чего желаем, находим, что время ужасно медленно тянется..
- Поэт Шапель, современник и друг Буало, Расина и Мольера, когда бывал пьян, был очень-красноречивь и задумывал самые несбыточные предприятия. Он, обыкновенно, последний вставал из-за-стола и толковал слугам Эпикурову философию. Однажды, горничная приятельницы его, девицы Шуар, застала их обоих в слезах и стала распрашивать о причине их горя.– Мы оплакиваем смерть Пиндара, которого уморили лекаря — отвечал Шапель, и снова стал рассказывать это роковое событие, случившееся слишком за две тысячи лет, и так трогательно, что и горничная пристала к ним, и расплакалась с ними вместе.
- Известный ученый Галлер, в минуту смерти, щупал сам себе пульс. С спокойствием, достойным его прекрасной души, говорил он: “Артерия бьется… Еще бьется… Уже не бьется”… и с этим словом умер.
- — Я люблю лень умных людей — говорил Принц Делиль — но праздный глупец, точный лакей в передней: он становится лгуном, завистником и грубияном.
- Один господин, в какой-то парижской кофейной, громогласно восхищался красотою Генриетты, которая в тот вечер дебютировала в опере-буффо. Кто-то из бывших в кофейной заметил, что Генриета, в-самом-деле, очень-хороша; но что у ней, один глаз, меньше другого.– Один глаз меньше другого!– вскричал разгоряченный господин.– Вы, видно, её не видали; напротив: у ней, один глаз, больше другого!
- Один англичанин, на заборе своего луга, прибил объявление: “здесь можно пасти лошадей: длиннохвостых — по 45-ти шиллингов в день, а куцых — по 25-ти”. Он рассчитал, что куцая лошадь, которую будут мучить мухи, съест только вполовину против того, что съест лошадь, которая может обмахиваться от мух хвостом.
- Седен, говорил Гретри, после первого представления одной из их опер: — Мы неудачно выбрали время — груша не созрела!– А, все-таки упала — отвечал Гретри.
- У французского баснописца Лафонтена был сын, которого он, еще ребенком, оставил на попечение г-на Гарлея, взявшагося позаботиться о его воспитании и состоянии. Однажды, Лэфонтен, встретил сына в одном знакомом доме; но так как отец давно невидал его, то и не узнал. Баснописец заметил, кому-то, из гостей, что этот молодой человек очень-умен и обходителен.– Да это ваш сын!– возразил ему тот.
— В-самом-деле? Мне это очень-приятно — отвечал добродушный Лафонтен. - Герцог де-Франсаг, сын знаменитого маршала де-Ришелье, выходил, однажды, из театра. На нем был богатый кафтан. Двум мошенникам вздумалось отрезать у него фалды, и так ловко, что он того и не заметил. Из театра, герцог, поехал на-вечер. Лишь только он показался, его встретил общий хохот; он стал распрашивать о причине этой странной веселости. Ему показали, что на нем, кафтан, без фалд; он, не говоря ни слова, тотчас уехал домой. На другой день, рано утром, на квартиру его является очень-хорошо одетый человек и настоятельно просит позволения поговорить с самим герцогом. Разбудили герцога и впустили к нему незнакомца; он сказал герцогу:– Меня прислал к вашей светлости г-н полициймейстер: он узнал, что с вами случилось вчера, при выходе из театра, и просит вручить мне кафтан, от которого, мошенники, отрезали фалды. Кафтан необходим для того, чтобы при поимке воров, тут-же и уличить их, сличив фалды с кафтаном. Герцог, восхищенный деятельностью полиции, велел тотчас-же отдать изуродованный кафтан, не догадываясь, что это новая штука тех-же воров, которые придумали, что к отрезанным фалдам, не мешает прибрать и весь кафтан.
- Некоторый господин хвалился своими путешествиями; при чем начал отчаянно отсчитывать названия земель, городов и местечек, которые он проезжал, так, что, но словам его, он объездил едва-ли не целый мир.
Стало-быть, вы, хорошо знакомы с географиею?– спросил его один собеседник.
— Да — отвечал он..– Я два раза через нее проезжал; но теперь, признаюсь, несколько запамятовал: в каком именно государстве она находится. Но имя, имя (это я помню как нельзя лучше. - — Дай мне такую-то ландкарту — сказал некто вошедший в книжную лавку.
— Какую прикажите?– спросил его книгопродавец — генеральную или специальную?
— Милый мой!– наивно воразил покупщик — ты, кажется, можешь видеть из моего лица, что если я и не генерал, то когда-нибудь да буду им. Следовательно вопрос твой неуместен. Подай генеральную. - Актер Барон, был чрезвычайно-рассеян. О нем рассказывают следующий анекдот. Он спешил однажды в театр, и чтобы воспеть к представлению, нанял тележку. В то время, были в большом употреблении тележки, которые таскали, вместо лошадей, люди. Дорогой, показалось Барону, что эту тележку не довольно скоро тащут; он выскочил, и стал сам пихать ее сзади. Когда он добежал, таким-образом, до театра, громкий хохот заставил его оглянуться, и, увидев себя всего в грязи, он вспомнил свою глупость, и немедленно скрылся в дверях театра.
- Один поденьщик, в Девонширском Графстве, два раза бросался в воду, с намерением положить конец своей жизни; но оба раза был вытащен из воды одним жнецом. Решившись непременно лишить себя жизни, несчастный таки воспользовался минутою, когда полагал, что спасавший его жнец, не видит его: он поспешно повесился над воротами амбара. На этот раз, жнец, хотя и видел это, но оставил его вещаться. Чрез несколько часов, хозяиц, пошел в амбар, и увидев повешанного, стал допрашивать жнеца: зачем он дал своему товарищу лишить себя жизни в его глазах?– Помилуйте — отвечал жнец — я, сегодня-же, два раза вытаскивал его из воды, а так-как он промок с ног до головы, то я и думал, что он только за тем и повесился, чтоб просохнуть.
Перед ливерпульский полицейский суд представлен двенадцатилетний ребенок, Питер Припинс, обвиненный в похищении, накануне, вечером, кошелька из кармана одного ливерпульского купца. Полицейские служители схватили его в ту самую минуту, как он опускал руку, в карман, за кошельком. Он сознавался в преступлении; и судья уже хотел приговорить его к тюремному заключению на несколько месяцев, как вдруг, отец его, находившийся в зале присутствия, подходит к судье, и громко протестует против этого преследования. Отец. Я противлюсь произнесению приговора: этот суд, противузаконный. Судья. Почему? Отец. Потому, что, сына моего, схватили полицейские служители, в воскресенье; а закон, строго запрещает всякому, заниматься, чем-бы-то-нибыло, в святой день Господень. Следовательно, полицейские служители, схватив моего сына, нарушили закон.
При этих словах, произнесенных торжественным голосом, судья смутился и не знал, что отвечать. Сначала, казалось, он размышлял и колебался между двумя придумываемыми средствами приговора; но, наконец объявил, что протест основателен, и, что каждый должностной человек, обязан, прежде всего, повиноваться закону. Однакож, досадуя на то, что принужден отпустить вора, пойманного на деле, он, все еще размышляя, обращается к обвиненному с вопросом: чем он промышляет?– У меня нет другого промысла, кроме воровства — отвечал обвиненный с гордостью и насмешливо.– Если так — возразил торжествующий судья — то я вас осуждаю на уплату пяти шиллингов штрафа, за нарушение положений парламентского акта о соблюдении воскресных дней, тем, что вы, в святой день Господень, занимались своим обычным промыслом.
И так,– прибавляет одна английская газета,– с одной стороны, полиция, не имеет права, в воскресные дни, хватать воров и убийц; а с другой стороны, воровство — промысел, признанный законами, которым, парламентским актом, запрещено заниматься: с субботы вечером, до понедельника утром.